ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЗАВЕРШЕНИЕ БОРЬБЫ ЗА РАЗДЕЛ МИРА
. Но
при мне дела, черт возьми, обстоят иначе! Прошу Вас! Каблуки вместе, стоять
смирно, г-н Муравьев, когда говорите с германским императором». Эта нелепая
тирада раскрывает крайнее недовольство германских правящих сфер русскими
предложениями.
Что касается
непосредственного собеседника Муравьева — посла Радолияа, то он, в стиле
Бюлова, отделался от министра малосерьезными замечаниями о том, что никакого
конфликта между Германией и Россией быть якобы не может. Интересы у них разные:
у России — политические, у Германии — только коммерческие. Радолин сослался
также на союз России с Францией как на препятствие для русско-германского
соглашения.
8 ноября Николай II нанес Вильгельму визит в
Потсдаме. Ни царь, ни сопровождавший его Муравьев уже не возвращались к вопросу
о соглашении. Муравьев ограничился тем, что выразил пожелание, чтобы немцы не
строили в Турции таких линий, которые бы «прямо противоречили русским
стратегическим или финансовым интересам. Было бы необходимо, — продолжал он, —
чтобы Германия предварительно информировала Россию о своих планах в этой
области. Тогда было бы легко избегнуть недоразумений». Это было Муравьеву
обещано Бю-ловом. Но соблюдать обещание в Берлине, по-видимому, сочли делом
излишним.
Много жалоб и опасений
вызывала в Петербурге деятельность германского военного атташе в Турции
Моргена. Он подавал советы султану об укреплении Босфора и развивал
подозрительную для русских активность в местностях, примыкающих к Закавказью.
Истинная причина немецкого
отказа от предложенного с русской стороны договора заключалась в том, что
положение Германии представлялось в это время руководителям ее политики
исключительно благоприятным. После захвата Порт-Артура Россией и в
связи с подготовкой войны в Южной Африке Англия добивалась немецкой дружбы.
Франция пошла в Турции на сделку с Германией. При таких условиях германская
дипломатия не видела надобности ограничивать свои аппетиты на Ближнем Востоке.
Она считала лишним связывать себе руки. Зачем заключать соглашение с Россией,
когда, казалось, гораздо выгоднее продолжать балансирование между Россией и
Англией, наживаясь за счет их обеих. Голыптейн и Бюлов преувеличивали остроту
англо-русских противоречий и считали, что двум соперницам никогда не удастся
договориться друг с другом, а тем более объединиться против Германии.
Зачем же при такой
выгодной для Германии обстановке считаться на Ближнем Востоке с интересами
России или Англии?
Экспансия на Дальнем
Востоке сковала силы царской России. Ее дипломатия не смогла приостановить
проникновение Германии в Турцию. Русское правительство пыталось, правда,
добиться у султана отказа от окончательного оформления концессии или хотя бы
его отсрочки. Но эти усилия остались безрезультатными. Германское влияние оказалось
в Константинополе более сильным. Чего же тут Германии было церемониться?
Буржуазная немецкая
печать почти единодушно приветствовала сооружение Багдадской железной дороги.
Социал-демократия сначала утверждала в своих газетах, что поездка кайзера в Турцию
не имеет никакого значения. Затем она осудила его путешествие как «излишество и
жажду подвигов мировой политики».
|