ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЗАВЕРШЕНИЕ БОРЬБЫ ЗА РАЗДЕЛ МИРА
а Россия в свою очередь предоставила бы немцам свободу рук в Малой
Азии?
Бюлов обещал подумать.
Результат размышлений
был отрицательный. Фактический вдохновитель немецкой дипломатии Голыптейн
решительно выступил против всякого соглашения с Россией. Аргументация у него
была старая: такое соглашение взорвет Тройственный союз. В конце концов в
Берлине было решено отклонить русское предложение.
Отказ Бюлов хотел
завуалировать. При очередной встрече, когда русский посол снова затронул вопрос
о русско-германском соглашении, Бюлов объявил, что готов заключить с Россией
даже союз. И не только с Россией, но и с ее союзницей Францией. Однако только
при одном обязательном условии: если гее трое взаимно гарантируют друг другу
свои нынешние владения.
Остен-Сакен ответил, что
Франция не готова к этому; она не захочет отказаться от мысли о возвращении
Эльзас-Лотарингии.
Именно на такой ответ
Бюлов и рассчитывал: он намеревался переложить на партнера ответственность за
отказ от соглашения.
По сути дела, маневр
Бюлова был грубым и бил мимо цели. Ведь вовсе не о союзе его просили.
Остен-Сакен дал ему это понять и вновь поставил вопрос о заключении с Германией
письменного соглашения о проливах.
— А что же Россия письменно обещает за это нам? —
цинично спросил Бюлов.
— Свободу рук в области промышленной и коммерческой
деятельности в Малой Азии; русско-германское сотрудничество там и даже в
Персии, — гласил ответ.
Бюлов не поддержал этой
идеи. Он не высказал послу никакого мнения. По существу же его молчание
означало отказ.
Царское правительство
было настолько обеспокоено упрочением германского влияния в Турции, что,
несмотря на отрицательный результат зондажа Остен-Сакена, решило повторить
попытку. Уже не посол, а сам русский министр возобновил предложение германскому
послу в Петербурге: за признание русских интересов в проливах Россия одобрит
немецкие действия в Малой Азии.
Слова Муравьева привели
кайзера в ярость. Он начертал на полях донесения посла: «Сколь бесконечно
великодушно и милостиво! Приблизительно так, должно быть, разговаривал Николай I с Фридрихом-Вильгельмом IV
|