ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ     НА ПУТЯХ К РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЕ (1900—1903 гг.)

   Нападение «мятежников», писал Ламздорф, «ничем не вызванное бомбардирование Благовещенска» побудили русское правительство занять Маньчжурию. Как только там будет восстановлен порядок и «будут приняты необходимые меры к ограждению рельсового пути», русские войска якобы покинут этот край — «если, однако, этому не послужит препятствием образ действий других держав».

Все это составляло, так сказать, вступление. Суть русского демарша заключалась в последней части телеграммы: там указывалось, что, поскольку миссии уже освобождены, а китайское правительство, при котором аккредитованы дипломатические представители держав, в Пекин еще не вернулось, правительство России переведет своего посланника из китайской столицы в Тяньцзинь и выведет свои войска. Их дальнейшее пребывание представляется там «бесцельным». Китайское правиительство возвратится в свою столицу и само восстановит там окончательный порядок. Лишь одновременно с китайским правительством вернется туда и российский посланник. Поручая послам довести все изложенное до сведения правительства, при котором они аккредитованы, русской министр иностранных дел выражал надежду, что оно «вполне разделит наш взгляд».

И зто время после смерти Муравьева (в июне 1900 г.) фактическим руководителем русской дальневосточной политики стал Витте. Его курса придерживался и новый министр иностранных дел граф Ламздорф, обязанный своим назначением всемогущему министру финансов. Предлагая вывод иностранных войск, царское правительство стремилось устранить из Пекина чуждое влияние. Оно предпочитало иметь в столице своим соседом слабое китайское правительство, а не военные власти шести великих держав. Русская дипломатия явно рассчитывала на сепаратный сговор с Китаем. Она хотела помочь китайскому правительству отделаться в столице от оккупантов. В Петербурге надеялись приобрести таким путем руководящее влияние в Пекине и обеспечить себе прочные позиции в Маньчжурии.

Державы отвергли это предложение, и из Пекина ушли одни только русские войска. Этот шаг означал сближение царского правительства с цинским.

Английская и японская печать усилила пропаганду против России. Антирусская газетная кампания отражала интересы империалистических кругов, заинтересованных в том, чтобы подольше задержаться в Пекине, получше закрепиться там и в то же время поскорее изгнать Россию из Маньчжурии.

Несколько иной была позиция США. Большая часть печати там тоже заняла по отношению к России враждебную позицию. В стране же боролись противоположные влияния. «Многочисленный класс фермеров и большинство американской публики... желают скорого отозвания войск не только из Пекина, но даже вообще из Китая и будут с радостью приветствовать всякий выход из китайских затруднений», — сообщал русский поверенный в делах. Под «большинством публики» он, очевидно, разумел рабочих, городскую мелкую буржуазию и интеллигенцию. «Противниками этой точки зрения, — продолжал тот же дипломат, — являются миссионеры, железнодорожники, пароходовдадельцы и вообще весь промышленный и торговый мир, дорожащий китайским рынком и не желающий, чтобы Соединенные Штаты уступили свои выгоды другим державам. Эти люди, имеющие большое значение при теперешнем режиме, оказывают сильное давление на нынешнюю администрацию. Президенту же, ввиду предстоящих выборов, приходится лавировать между этими противоположными течениями». Чтобы угодить одним, президент официально отклонил русское предложение о пероводе дипломатических миссий из Пекина в Тяньцзинь. Но в угоду другой стороне он в конце сентября частично последовал примеру России и вывел большую часть американских войск из китайской столицы.